Я родился вполне обыкновенно 2-ого ноября 1965 в Частном санатории Talwar в Нью-Дели. Точно так же, как многие новорожденные, я родился со шнуром пуповины, запутанным вокруг моей шеи. Медсестра сказала, что это благословение Ханумана и что я буду очень удачливым ребенком. Я не уверен, что верю в это, но это единственная вещь, которую родители говорили о моем рождении и которую я помню.

 Мы жили в Rajinder Nagar, я даже помню номер дома, - F-442. Я немного вспоминаю свой детский сад, кажется, его называли Tiny Tots (Крошечные малыши), и подходящий был рядом с нашим домом.
После детского сада я начал свое официальное образование в Средней школе Святого Колумба, Нью-Дели. Именно под влиянием Gole market, управляемого ирландскими братьями, я поверил в дисциплину и очень высокий стандарт образования.

Я могу вспомнить свой первый день и учителя, взявшего первое интервью: госпожа Бала попросила меня сказать ей, какова профессия моего отца. Тогда мой отец занимался транспортным бизнесом, я видел, что он имел дело с автобусами, грузовиками, и т.д. Я полагал, что любой, как-то связанный с транспортными средствами, был водителем. Так что я ответил, что мой папа был водителем. Госпожа Бала сказала мне, что у меня симпатичные ямочки и потом попросила меня поцеловать ее. Это был мой первый поцелуй. О да, и меня допустили в школу.

Нам давали черные и золотые звезды за наше поведение и различные испытания. Пять черных звезд означали лежать поперек коленей госпожи Балы и получить три шлепка, кажется. Я был очень непослушным, и меня шлепали помногу. Мне жаль, что это наказание больше мне не положено. Оглядываясь назад, понимаю, что, физическое наказание было очень полезно для мыслей.

Мои первые годы обучения были полностью замечательны. Я получал свою долю шлепанья и часто удостаивался того, чтобы стоять в углу с пальцем во рту. Учителя вынуждали меня учиться плавать, если тебя бросили в воду, и выживать с галлонами воды в животе, глазах и ушах. До сих пор мне неприятно плавать… вспоминается учитель, подвергнувший меня этой пытке.
Но они всё сказали и всё сделали, и я люблю всех моих учителей. Они были очень любезны и милы. Я предполагаю, что основа моей жизни развивалась в течение этих формирующих лет. И я чувствую, что мои формирующие годы были лучшими из-за хороших преподавателей, которые были рядом.
И ко всем из них: Доброе утро и спасибо, госпожа.

Происшествия

Очень важный поворотный момент в моей жизни произошел, потому что я был очень плох в языке хинди. Обычно мне ставили 2 или 3 раз по десять, и всегда плохие оценки были по этому предмету. Однажды моя мать сказала мне, что, если бы я получил хорошую оценку по языку хинди, она взяла бы меня, чтобы посмотреть фильм на хинди в кинотеатре. Я никогда не был в кинозале прежде. Так что я не спал всю ночь, и изучил моего врага полностью, и сумел получить высшие оценки, и мама взяла меня, чтобы я увидел первый фильм в кинотеатре.
Две вещи случились из-за этого случая. Во-первых, я стал весьма ученым мужем языка хинди и позже всегда хорошо делал все, что касалось хинди. И, во-вторых, я привык к фильмам на хинди. Мое знание языка сегодня очень помогает мне в моих речах в фильмах. Мораль сей басни: если ваша мама говорит Вам, что учиться будет трудно, сделайте это. Только тогда вы сможете стать кинозвездой, и ваше образование поможет Вам лишь с одной стороны. Но если ваша мать настаивает на антропологии или биохимии или, возможно, ароматической терапии, то игнорируйте ее.

Я не забывал сидеть на стене и с поцелуями устремляться на проходящих школьниц. Но когда девушка пришла пожаловаться к моему папе, он не поверил, что это мог быть я, поскольку он считал меня слишком юным. Он заставил девушку подождать, чтобы она увидела меня и поняла, что это был сын соседа, который дразнил ее. Но к затруднению моего отца я вошел без моих штанов, висящих впереди, и девушка сказала моему папе, что это я поцеловал ее и что я ее возлюбленный. Она была первой и последней девушкой, к которой я когда-либо подбежал с поцелуем.

Школа Святого Колумба

Правильная или неправильная… восток или запад, моя школа - лучшая. Школа Святого Колумба была строгой дисциплинарной школой, управляемой ирландскими братьями. Нельзя было носить неправильную форму или отращивать волосы больше установленной длины. Много раз я должен был обрезать свои волосы перед целым собранием школьников рано утром.

Парикмахер обычно был недалеко от ближайшего магазина на улице, он не мылся или не чистил зубы. Он не любил там бывать, поскольку я должен был сидеть на его неудобном стуле. И перед началом своей работы он спрашивал, хотел бы Дхармендра, или Амитабх подстричься. После стрижки я мог только надеяться, что не напоминаю дикобраза или ананас. Мои волосы никогда не оправлялись от этих частых нападений. Это действительно тайна моей прически, если можно так сказать.

Я был весьма приличным студентом, хотя никогда не учился в течение года. Единственное время, в которое я учил, была ночь перед экзаменом, когда я не смыкал глаз, а потом шел прямо на экзамен. Я все делал скорее хорошо, чем наоборот, и это дало мне возможность сделать много интересного в школе.

В школе…

Моими любимыми звездами футбола были Socrates, Pele, Maradona и Mattheus. И я любил Аслама Шер Кхана и хотел походить на него и представлять страну.

Электроника была моим любимым предметом в свое время, и кажется, что я упал в обморок, когда получил по этому предмету высший балл.
Математика была моим самым слабым предметом в школе, и у меня все еще есть проблемы с числами. Так, если кто-то говорит мне телефонный номер, я вынужден просить повторить несколько раз, прежде чем смогу записать его на бумаге. Я даже забываю телефонные номера своего офиса и своего дома.
Английский язык, и особенно Шекспир, был моим любимым предметом.

Мумтаз…

Мумтаз была моим абсолютным кумиром. Обычно мы ночью слушали радио, и в эти моменты мои танцевальные способности развивались. Достаточно было только сказать мне, что песня по радио была из фильма Мумтаз, и я был способен сделать 20 движений в секунду, подобных движениям людей в старых фильмах Чарли Чаплина.
Мне нравилось, как она вращала бедрами. Я думаю, что никто в этом мире не может быть столь же красивой, какой обычно была она. Она одновременно была чувственна, невинна, непослушна и очень энергична. У нее первой была индивидуальная мимика. Я любил подражать ее походке и танцу.

Обычно у актеров есть свой идол (важное лицо или исполнитель). Моим идолом была Мумтаз. Не могу назвать ее необычной или же незначительной. Я подразумеваю то, что для меня, как для парня, она была нетрадиционным образцом для подражания. Но она стала важной причиной, которая заставила меня склониться к исполнительскому виду искусства.

Моей любимой песней всегда была песня из фильма Шамми Капура Brahmachari. Его лирика все еще заинтриговывает меня: “Chakke pe chakka, chakke mein gaadi, gaadi pe nikli apni swaari...”

Мой отец

Мой отец, Мир Тадж Мохаммед, был на 10 лет старше моей матери, Фатимы, и поэтому намного старше меня. Я помню его как ласкового великана - ростом 6 ’ 2” с типичной симпатичной внешностью Pathan: серые глаза и каштановые волосы. Но он был очень начитан и хорошо обучен. Он сделал MA, LLB и знал шесть языков - персидский, санскритский, Pushtu, язык панджаби, язык хинди и английский язык. Он был в свое время самым молодым борцом за свободу.

Даже сегодня всякий раз, когда я встречаюсь с людьми, которые знали его, они говорят о его чувстве юмора, и каким он был джентльменом. И я помню то же самое о нем. Мне жаль, что я не могу походить на него или поднимать моего ребенка тем же самым способом, каким он поднимал нас, и я не знаю, буду ли я способен к тому, потому что я более темпераментен, чем был он.

Так или иначе, моя сестра и я слушали его больше, чем мы слушали нашу мать. Он был более нежен, чем она. Конечно, моя мать любила нас тоже, но с отцом мы были друзьями. Мы могли сидеть возле него помногу часов и разговаривать на разные темы. И еще у нас был обычай называть друг друга ‘yaar’ ("друг"). Я называл его и 'папа', но yaar использовался чаще. Он никогда не умасливал и не баловал нас, как, вероятно, обычно делают родители, но вместо этого он смотрел на нас, как на индивидуальностей, как на взрослых. И это казалось вполне естественным.

У моего отца было отличное чувство юмора. Обычно мы оставались на верхнем этаже нашего дома. Однажды, старая пара, остающаяся на первом этаже сказала моему отцу, “ Upar se cheese neeche aati hai” Мой отец рассмеялся над комментарием и сказал: “Ньютон обнаружил это давно".

В другой раз я дразнил южную индийскую девочку по соседству, разрывая их коробки с письмами. Ее мать пришла к нам, чтобы жаловаться, и мой отец открыл дверь. Леди плохо говорила на хинди, и она сказала, “ Aapka ladka ladki ko chedta hai meri. ” Он поинтересовался: “Она также довольна, как и вы?” Она сказала: “Что?” Мой отец повторил свой вопрос. Она ответила: “Да...” Мой отец сказал: “Тогда я не обвиняю его. Если бы я встретил Вас раньше, я был бы таким же после Вас! ” Она улыбнулась.
Помимо его чувства юмора, я впитал от отца и другое качество - его страсть к чтению. Мой отец был очень хорошим человеком. Я попробую впитать и это. Я думаю, что я унаследовал его совершенство, хотя не в полной мере. Единственной чертой, которую я не унаследовал, была его любовь к озеленению. Мой отец любил даже разговаривать с цветами, но я никогда не делал этого. Возможно, когда я буду старше …

Я определенно унаследовал свою рассеянность от отца. Я видел, что он выходит из дома в рубашке, ботинках, носках, но без штанов! Он ел бы свой завтрак в туалете! Он бы просто забыл, что находится там. Я тоже забываю имена, или забываю поесть. Но если в работе требуется собранность, то я ничего не забуду.
Мой отец никогда не кричал и не ругал нас сестрой, только мама. Она выполняла и его долю. Отец ругал нас от силы один или два раза. Даже если бы он был серьезным в течение секунды, это испугало бы меня, но через некоторое время он вновь начинал смеяться. Он когда-то сказал мне: “Вот черт, я не могу даже рассердиться на Вас”.
В другой раз он сказал мне: “Взгляни, твоя сестра, как предполагается, учится. Так что я войду в ее комнату и выброшу роман, который она читает, из окна. Ты пойдешь и вернешь роман”. Он пошел, накричал на нее и выбросил книгу. Это был шутливый метод показать нам, что должно быть сделано.
Мой папа имел горячий характер, не подобающий армейскому офицеру, но он любил правильное поведение. Он не ожидал, что я буду вставать и касаться ног старших, но все равно, некоторое уважение нужно высказывать. Даже сегодня, если возле меня находится пожилой человек, я не смогу положить ноги на стол. Он никогда не говорил мне не делать так. Его персона заставила меня понять, что я не должен делать этого.

Один рутинный обычай, сформировавшийся сам собой, был привычкой моего папы давать мне по утрам молоко. Это началось, потому что моя мать не могла вставать сама иногда. Тогда это стало рутиной. Сначала он давал мне теплое молоко, но позже отклонил это. Так каждое утро мы должны были идти к кабине Mother Diary (молочный диспансер, типичный для Дели). Я брал кубок молока в руки и пил его.
Я никогда не раздражался или сердился на моего отца. На самом деле я очень любил смотреть на отца, когда вечером он приходил домой. Моя собака реагировала на него, когда он был на расстоянии15-20 футов от дома. Я мчался вниз, брал его сумку и гулял с ним или находил его на остановке автобуса, если он ждал в автобус или автомобиль.

Благодаря отцу, каждая деятельность в доме, каждая обязанность была игрой. Он обвинял нас, что мы какую-то работу делали не так, потому что нам было весело. Из-за этого я нахожу в работе забаву. Именно поэтому я, наверное, настолько энергичен. Я наслаждаюсь маленькими вещами подобно простому сидению, или наблюдением за прыжками белки по дереву, или сном на террасе Дели. Это становится игрой для меня, лучшей вещью, которая случается со мной в тот день.
Когда мне было четыре года, мой отец сказал, что однажды я столкнусь с провалами. Я был очень непослушен в школе и в колонии, и я регулярно влипал в неприятности. Однажды, во время игры, я бросил мяч в мальчике по имени Tara. Мяч отпрыгнул от земли, попал в лицо и сломал ему челюсть. У него пошла кровь. Мы очень боялись. Я не сделал этого нарочно. Отец мальчика напился ночью и, вооружившись ножом, пришел биться в нашу дверь. Как только мой отец открыл дверь, тот мужчина начал ругаться и кричать: “Ваш сын травмировал моего сына. Я убью его”.

Он был шумным парнем, но мой папа спросил его, хотел бы он поговорить со мной! Вообразите, это был пьяный человек с ножом в руке, и мой отец пошел за мной для разговора с ним! Мой отец закрыл дверь, и расспросил меня: “Шахрукх, ты навредил кому-то?” Я сказал: "Да". Моя мать была в ужасе, но отец спокойно сказал: “Он стоит снаружи, идите, разберитесь с ним”. Я сказал отцу Тары: “Дядя, я действительно сожалею. Я не хотел вредить Таре. Это случайно произошло”. Я был в слезах. Конечно, он не хотел травмировать меня. Мой отец имел такую веру в человеческий характер! Папа позже открыл дверь и спросил, разбирались ли мы. Он сказал мужчине: “Если Вы имеете проблему со мной, говорите со мной. Если Вы имеете проблему с моим сыном, говорите с ним”. Я говорю словами моего отца, чтобы объяснить, что он не хотел стоять за мной, но я понял, что это был очень хороший способ учить меня, чтобы, если я попал в неприятности, я умел бы справляться с ними самостоятельности.
Мой папа учил меня, что, в конечном счете, честность всегда будет оплачена. В моей школе Святого Колумба, всякий раз, когда мы не являлись в школу, мы должны были представить письмо от родителей, иначе получали наказание. Мой отец никогда не останавливал меня от выполнения чего-нибудь. Если я говорил: “Я не хочу идти в школу сегодня”, он соглашался: “Если ты плохо себя чувствуешь, тогда ладно”. И он давал мне письмо на следующий день. Однажды он вызвал меня и сказал: “Сегодня ты идешь в школу и говоришь своему преподавателю, что у тебя нет оправдания за вчерашний пропуск". Я по-настоящему боялся Брата Морриса, нашего высокого, хорошо сложенного ирландского преподавателя. Когда он наказывал, то действительно повреждал. Я сказал ему: “Мой отец обычно дает мне письмо, но сегодня он не написал. Не потому что он не хотел, но он сказал, что я не имею никакого оправдания за вчерашний пропуск”. Брат сказал: “Это - правильное отношение. По крайней мере ты не лгал. Ты был честен”. И он позволил мне идти.
Мой отец видел целый мир и имел замечательные опыты в своей жизни. Он боролся за свободу страны, присоединился к Khan Abdul Gaffar Khan, боролся против выборов Maulana Abdul Kalam Azad и проиграл. Он наслаждался фактом, что он потерял даже свой zamanat, возможно, он был счастлив потерять свое звание большого человека. Когда ему было 16 лет, он оставил свой дом в Пешаваре и ушел в Кашмир. Он изучал закон в женском колледже, в Дели. Он не имел никакого места, чтобы остановиться, так что он пошел к руководителю, англичанину, и попросил его позволять ему жить в общежитии. Там он был единственным парнем. Это было незаконно. Он сказал, что сделал это, потому что был очаровательным и приличным парнем.

После колледжа, он не стал адвокатом, потому что он чувствовал, что он не мог быть полностью честен с собой и другими, как адвокат. Ему предлагали много политических постов, поскольку он был близок к Ганди. Но он не принимал никакой помощи. Все его друзья стали министрами и MLA, но мой отец любил путешествовать в автобусе с портфелем, хотя мы были зажиточные. Он был очень простым человеком и жил простой жизнью.

Мой папа занимался различными видами коммерческой деятельности. Он имел процветающий мебельный бизнес. Тогда он был в транспортной среде и имел автобусы и грузовики в Gurgaon. Но закрылся, поскольку большинство партнеров обманывало его. Он был слишком доверчив и честен. Это происходило до того, как я родился, так что я мало знаю. Когда я родился, он был на мели. Позже он пришел в рестораны и гостиницы. Он сделал все самостоятельно вместо того, чтобы использовать в своих интересах то, что он был борцом за свободу или свои политические связи.

Он умер, когда мне было 15. Мы проводили отпуск. И проводящий отпуск с моим отцом не должен готовиться к пребыванию в роскошных гостиницах, осмотру достопримечательностей и поеданию различных деликатесов. Все было намного проще. Мы пошли в Итанагар и добрались в jonga (four-wheeler, управляемый в Пакистане тогда) к Лахору. Из Лахора мы ехали в действительно переполненном автобусе и много часов добирались до Пешевара. Мы остановились в неудобной гостинице, поскольку не забронировали номер. Мой отец хотел держать нас в контакте с действительностью. Даже при том, что я получил образование в хорошей ирландской школе, я был близок к земле. Я читал различные книги, написанные большими Мастерами и я - звезда, но я знаю настоящую жизнь. Я не страдаю звездной болезнью и не делю людей на категории. Это впитано от отца.

Моя мать, с другой стороны, хотела, чтобы у меня были все удобства. Она купила мне автомобиль, но папа сказал: "Когда у тебя появятся деньги, ты получишь его". Он всегда учил меня, что нужно быть самостоятельным. Однажды я спросил его, могу ли я ездить со скоростью 20 км/сек на мотоцикле. Он сказал: “Почему ты спрашиваешь? Если ты думаешь, что сможешь сделать это, делай. Когда я был в твоем возрасте, я поднялся на Mt K2, не спрашивая своих родителей”. Он заставил меня понять, что материальная прибыль не так уж существенна. Если Вы имеете деньги - очень хорошо, но если денег нет, это не означает конца жизни. Он видел обе стороны монеты. Он был богат, а после бизнес развалился. Он мог жить, ездя как на Мерседесе, так и на автобусе. Таким он был человеком.
Мои родители никогда не давили на меня. Они сказали мне: “Читай Коран, если желаешь этого. Но можешь читать и Гиту, и Библию”. Я читал все. Все религиозные фестивали посещались мною, только если я желал этого. Точно также и намаз. Я никогда не думал: “ О Боже! Я должен идти и читать намаз в пятницу”. Я очень чувствителен к совершению намаза. Я вспоминаю высказывание: “ О Боже! Rakhi сегодня. Я должен идти домой”. Со мной такого не было. Если это был Id, то он был предназначен, чтобы стать приятным свободным днем. Я нахожу очень странным, когда слышу высказывание родителя: “Нужно обсуждать с сыном, кем он хочет быть”. Я думаю, что это очень по-английски, напыщенно и неуместно. Это должно случиться естественно. Меня никогда не спрашивали: "По какой дороге ты хочешь идти?” Я никогда не cделал бы такого с моим ребенком. Если бы я сказал: “Я хочу быть инженером”, ответ был бы: “Хорошо, делай так”. Меня никогда не заставляли обращаться к бизнесу отца. Моя мать управляла им после того, как отец умер. В конечном счете, я никогда не занимался бизнесом. Я иногда выполнял поручения: сходить в банк или что-то вроде. Тогда у нас был крупный капитал. Это была нефтяная компания.

Что касается фильмов, он знал Дилипа-сааба, Motilal и много других. Фактически, он знал отца Анила Капура очень хорошо. Обычно он говорил мне: “Если ты захочешь присоединиться к фильмам, я скажу SK Капуру сделать тебя актером”. Я помню, что они выпускали Woh Saat Din тогда, и мой папа сказал: “Если ты когда-либо поедеше в Бомбей, встреться с ним”. Я прибыл и встретил неправильного SK Капура. Только недавно SK Капур-saab дал мне несколько фотографий моего отца.

Отец сказал нам: “Независимо от того, что Вы делаете, сделайте это с лучшими способностями”. Эта сосредоточенность передалась мне. Хоть я и обладал большой свободой для ребенка, я не завел вредных привычек. Даже сегодня, я не люблю указывать, что делать, а что - не делать. Я думаю, что Вы должны сами понять свои обязанности. Ответственность нельзя преподать. Я думаю, преподанные обязанности слишком формальны и манерны. Нужно знать, что ты будешь отвечать за себя.

Очень немного людей знают, что я имел обыкновение писать то, что я думал, в двустишиях на урду. Любой представитель мусульманской семьи обычно говорил на урду. Мой отец читал нам вслух сказки на ночь на урду и иногда рассказывал поэмы Ghalib и Iqbal. Я думаю, что мой интерес к таким двустишиям возник из-за этого. Мой отец поощрял меня думать о двустишиях и писать эти поэмы. Он даже сделал книгу, в которую он решил записывать все, что я сказал, своей собственной рукой на урду. Она все еще со мной. Это одна из самых любимых вещей, которые я имею. Когда он умер, никто больше не писал мои поэмы в этой книге. Я действительно никогда не учился писать на урду. Иногда мои друзья, которые могут читать язык урду, прочитывают мне это вслух. Я нахожу двустишия и поэмы очень дилетантскими и ребяческими. Но все равно книга, которая известна как diwan на языке урду, является моей самой дорогой вещью, связанной с отцом.

Когда мой отец умер, я не плакал. Я думал, что это будет по-геройски. Я был одним из держателей покрывала, и я думал, что стал маленьким большим мужчиной. Но я чувствовал себя обманутым, несмотря на тот факт, что он подготовил меня к своей смерти.